Однажды известный поэт Эдик Кац и его школьный товарищ Саша Фридман
отмечали встречу в компании двух девушек, с которыми только что познакомились.
Перед тем как зайти в дом, Кац говорит Фридману:
- Саня, ты меня за столом поспрашивай о чём-нибудь
таком, - не похабном, - а то, боюсь, мы их не раскрутим.
Сели за стол, налили, - Фридман спрашивает:
- Эдик, а кто твой любимый писатель?
- Положим, Маркес.
- Наверное, "Сто лет одиночества"?
- Ну да, - "Сто лет одиночества".
- А что тебе в нём нравится?
- Ну, метафизика, исторические пласты, - космос одним словом...
- Понятно... А кто твой любимый поэт?
- Положим, Бродский.
- А любимое стихотворение, - наверное, "Письма римскому другу"?
- Ну да...
- Мне тоже нравится: "Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря"... А поэтесса, - наверное, Ахматова?
- Ахматова.
- Знаешь, и мне нравится: "Когда б вы знали из какого сора, растут стихи, не ведая стыда"...
Вообще, я считаю: только Ахматова и Цветаева - больше из баб - никого... А художник, -
Эдик, - кто твой любимый художник? Наверное, Дали?
- Ну, положим, Дали.
- А Веласкес?.. Эдик, Дали боготворил Веласкеса, - ты что - не знал?.. Да, да - боготворил...
А кинематограф, - кто твой любимый режиссёр, - наверное, Бергман?..
- Ну, Бергман.
- Наверное, "Шёпоты и крики"?
- Нет, "Сцены супружеской жизни"...
- А актриса, - Эдик, - кто твоя любимая актриса?..
- Саня, б.., ты з…, - иди на х..!..
Ощущение смутной тревоги, которое охватывает население планеты в преддверии понедельника,
и закрепившаяся за этим днём недели репутация самого непредсказуемого,
являются причинами появления на свет неожиданных, на первый взгляд, новообразований,
которые при ближайшем рассмотрении оказываются невероятно гармоничными как по форме,
так и по содержанию.
Я испытал истинное удовольствие, узнав о том, что в одном из отдалённых российских уголков
"странное" слово "понедельник" заменено местными жителями на близкое и понятное "беспонтовник".
Кац, защитивший в своё время диссертацию на тему
"Звуковая апертура в поэме А. С. Пушкина "Евгений Онегин", наставляет сына:
- Фима, я слышал, как ты говоришь другу, - "Ты ёбнулся"...
Это звучит обидно... Скажи - "Да ну на хуй", - и человек поймёт, -
ты ему оппонируешь... Ты вовлечён...
Если бы ошеломляющая, ни с чем не сравнимая, популярность Высоцкого и Марины Влади пришлась не на застойные семидесятые а на шальные девяностые, возможно, мы бы стали свидетелями переименования Владивостока во Владивысоцк.
И хотя он не был сторонником половинчатостей и компромиссов, в этот раз было решено, во что бы то ни стало, как и большинству православных, ограничиться полусмертью.
Накануне даже "на посошок" был решительно им отвергнут в знак солидарности с постящимися соотечественниками.
Но, то - ли благие намерения не успели окрепнуть, то - ли "старые дрожжи" не перебродили, факт остаётся фактом - очнулся он, когда за женой, ушедшей провожать гостей, захлопнулась дверь.
Раздосадованный временной утратой реноме, и одновременно воодушевлённый тем, что возможность сохранить лицо всё же не упущена, он выскочил на балкон и, увидев людей, выходящих из подъезда, со слезами счастья и умиления на глазах, срывающимся голосом завопил: